Игра в разум
Я для знаний воздвиг сокровенный чертог,
Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог.
Только знаю одно: ничего я не знаю!
Вот моих размышлений последний итог.
Омар Хайам
Промозглым и туманным ноябрьским днем в фойе санкт-петербургского ресторана «ПалкинЪ» вошел немолодой полноватый человек. Передав швейцару пальто, трость и котелок он, медленно поднявшись по лестнице, прошел в обеденную залу и небрежно бросил подбежавшему официанту: «Доктор Разумовский. Меня ожидают». Тот провел его к дальнему угловому столику, за которым, в компании полбутылки шустовского коньяка и стопки бумаг, сидел величественный бородатый мужчина, нервно поглядывавший по сторонам и что-то периодически шептавший одними губами, пристально глядя в одну точку.
– Николай Ардальоныч, приветствую! Рад знакомству со столпом отечественного патриотизма, но чем обязан столь срочному и спешному вызову?
– Это вы – доктор Разумовский?
– Разумеется, и это вы, уважаемый Николай Ардальоныч Минаев, глава думской фракции «Патриотизм или смерть» вызвали меня письмом на эту встречу, срочно, спешно, безотлагательно и главное совершенно секретно.
– Соблаговолите предъявить письмо!
Разумовский удивленно поднял брови, не понимая к чему столь странное требование, однако подчинился ему и протянул Минаеву конверт с полученным утром письмом. Тот открыл конверт, взглядом пробежал несколько строк и, явно немного успокоившись, предложил Разумовскому сесть.
– Прежде чем вы начнете, Николай Ардальоныч, не могли бы вы объяснить столь странное место встречи? Поверьте, в моём терапевтическом кабинете на Гороховой вам было бы куда спокойнее и приятнее.
– Обстоятельства, заставившие меня вызвать вас в столь странное место для разговора, заключаются как в моем общественном и политическом положении, так и в истории, которую я вам хочу поведать. Моя же встреча с самым известным психотерапевтом Санкт-Петербурга у него на квартире, могла бы вызвать некоторые толки, и даже опасные последствия. Каковые, я имею в виду последствия, и так в последнее время весьма вероятны.
– А здесь? – Разумовский обвёл рукой зал ресторана, практически пустой в это послеобеденное время.
– Всего лишь встреча двух известных людей города за поздним обедом, не более. Кстати вот его уже и несут. Я взял на себя смелость заказать для вас. Но давайте сделаем вид, что мы отдаем дань уважения таланту повара и мило болтаем за обедом.
Поглощая роскошный бифштекс, Разумовский внимательно наблюдал за Минаевым. Знакомый по портретам в газетах, облик того в последнее время явно был испорчен отсутствием сна, нервическим нагрузками и вероятно неумеренным поглощением алкоголя. Мешки под глазами, покрасневшие глаза и нервный тремор рук и головы являлись точными указаниями на это. Самое же странное было в том, что иногда Минаев замирал и, глядя в одну точку, начинал что-то яростно шептать, как будто обращался к невидимому собеседнику. Впрочем, он практически тут же успокаивался и снова переходил к неспешному разговору о свежих санкт-петербургских сплетнях.
Обед был закончен, подали кофе.
– Итак. – Минаев нервно сплёл пальцы рук и хрустнул ими. Весь его вид указывал на то, что никакого желания исповедоваться перед доктором, у него нет.
– Я желаю получить от вас полные уверения в том, что история, рассказанная мной, останется тайной между нами и никоим образом не всплывет ни в свете, ни в газетах, ни где бы то ни было ещё.
– Та область, в которой я имею честь подвизаться, обязывает меня сохранять врачебную тайну полностью и абсолютно.
– Надеюсь на это. – Минаев помолчал немного и начал рассказ.
– Недели полторы назад, у меня была встреча с представителями некоей партии с целью создать коалицию в Думе. Что это за партия, и итоги этой встречи вас не должны волновать, к делу они не относятся. После бурных дебатов и заключения соглашения хозяин дома предложил нам, гостям, напитки и дабы разрядить обстановку решил организовать партию в вист. Карты в руках я, разумеется, держать умею, проигрывать, как и выигрывать тоже, но играть на деньги не люблю. Вот и в этот раз с неохотой, но подчинился обстоятельствам и сел за ломберный столик. Игра была бурной, ставки росли быстро, и, в конце концов, в игре остались лишь я и граф К.
– Постойте, граф К… Это тот который, застрелился в своем особняке? Об этом что-то писали в газетах, но как-то смутно как раз неделю с лишним назад.
– Именно. Теперь вы понимаете, какие люди, и какие имена вовлечены в эту не самую лучшую историю?
Разумовский понимал. Граф К. – гуляка, повеса и весельчак, завсегдатай салонов и балов в светской жизни и яростный исследователь мира в своих безумных экспедициях по всему свету, был яркой звездой петербургского общества. Поговаривали даже, что он напрямую вхож к государю-императору, и может как-то влиять на политику.
– И что же было дальше?
– Граф яростно сражался до последнего. Наличность кончилась, он играл на расписки. В конце концов, на последний кон граф, после явно серьезной и долгой борьбы, предложил мне в качестве ставки недавно привезенный им из далекой экспедиции на Восток медальон. Я согласился, так как очень хотел закончить игру. В результате я выиграл, и медальон перешел ко мне. Граф умолял меня ни в коем случае никому его не продавать и не передавать, пока он не соберет необходимую сумму в счет погашения карточного долга и не вернет медальон себе. Деньги мне не особо нужны, граф являлся весьма уважаемым человеком и я согласился. Тем тяжелее мне было узнать о его преждевременной кончине.
Минаев налил рюмку коньяка и, выпив его целиком, закусил. Затем, снова уставился в одну одному только ему видимую точку, что-то яростно прошептал, яростно помотал головой и посмотрел на Разумовского.
– Пока, по крайней мере, я не вижу причин обращения по моему профилю.
– Причины появились позднее. На следующий день поздним вечером, уже после прочтения в газетах сообщения о гибели графа К., я работал в своем кабинете, в квартире на Фонтанке. Жена была в гостях вместе с детьми, кухарку и горничную я отпустил по их личным делам. Тем страшнее и страннее прозвучал в пустом доме странный, булькающий, но, несомненно, женский смех. Оглядевшись, я увидел сидевшую на диване даму, полупрозрачную, как будто состоящую из зеленого дыма. – Кто вы и что вам нужно? – спросил я её, на что она рассмеялась и заявила, что желает сыграть со мной в игру. Я человек, приземленный и благонамеренный, играть с воздушными дамами не имею никакого желания, о чём я ей напрямую и заявил. После этого начался ад. Меня поносили всяческими оскорбительными выражениями, обещали кары небесные и завлекали головокружительными перспективами. Но я был непреклонен.
– Весьма интересно. И что было дальше?
– Собственно на этом все. Теперь эта дама, как выяснилось, видимая и слышимая только лишь мне постоянно и непрерывно терроризирует меня, принуждая к своей Игре. Визжит на заседаниях, так что я не слышу своих оппонентов, советует мне интимные подробности в момент близости с женой и даже сейчас оскорбляет меня, а также вас различными неприличностями.
– Она здесь?
– Сидит на свободном стуле, слева от вас.
Разумовский взглянул туда. Стул был пуст.
– А причем тут медальон?
– Взгляните.
Минаев, оглянувшись, украдкой передал что-то напрямую в руки Разумовского. Тот, подыгрывая ему, скрытно посмотрел в ладонь. Там лежала круглая камея из зеленоватого камня, напоминавшего жадеит, размером чуть больше николаевского пятака. Покрывавшая её тончайшая резьба изображала женщину, сидящую на чем-то вроде трона из щупалец. По кругу шли странные символы, незнакомые Разумовскому, получившему классическое образование. Обратная сторона была гладкой.
– Занятная вещь. Так причем тут он?
– Женщина, изображенная на рисунке – точь в точь моя гостья.
Диагноз Разумовскому был ясен. Оставалось выяснить лишь несколько деталей для полноты картины.
– Скажите, милейший Николай Ардальоныч, мне вот что. В последнее время ведь у вас напряженный график и события вашей жизни далеки от безмятежного моря спокойствия?
– Вы правы, доктор. Политическая арена в нынешние времена весьма и весьма неспокойна. Скрепы государства шатаются и наша цель – укрепить их. Непрерывные заседания в Думе, подготовка законов и обсуждения коалиций за последний месяц меня весьма вымотали.
– Ну что ж. Давайте так. Я сейчас вам кое-что пропишу, а вы пообещаете мне выкинуть из головы всяких дам, политику и прочее и отправиться с женой и детьми на воды, скажем в Карлсбад. Ненадолго, на недельку. Это возможно?
– Вполне. Вы думаете, это поможет?
– Разумеется. Ваш случай – классический невроз с навязанной игрой вашего разума, вашего воображения.
Разумовский написал несколько строк на листке бумаги и протянул его Минаеву.
– Два раза в день по чайной ложке натощак. И вот ещё что… – он достал из жилетного кармана серебряный рубль. – Давайте поступим вот как. Меняю свой рубль из чистого серебра на ваш медальон с нечистой силой. Графу К. он уже без надобности, а вам он доставляет одни проблемы. Договорились?
– Согласен.
И Минаев, протянув руку, забрал рубль. Оглядевшись, он, с неимоверной радостью, почти вскрикнул:
– Доктор, она пропала!
– Ну, вот видите, милый вы мой. Все решалось просто. Нервическая реакция на нагрузку, плюс вами нелюбимая игра, плюс загадочный медальон и вот вам невроз, чуть не перешедший в психоз. А в Карлсбад вы все-таки съездите.
Минаев долго тряс руку доктора, уверял в обязательствах перед ним, просил прислать ему счет срочно и, наконец, ушел весьма довольный собой.
Доктор же остался сидеть за столом, улыбаясь, потягивая коньяк и размышляя об играх, которые играет разум с самим собой.
Внезапно странный, булькающий смех раздался в тишине обеденной залы.
– Дорогой мой новый игрок, давайте же играть!
Перед доктором на столе сидела обнаженная женщина, состоящая из зеленоватого дыма и, жеманно хихикая, подмигивала ему.
Через три дня княгиня Белосельская-Белоцерковская давала благотворительный бал. Был приглашен весь свет Петербурга, кареты теснились в несколько рядов у входа в особняк. Ярко освещенные залы были наполнены танцующими парами, в затемненных комнатах игроки сражались в вист, а в обеденной известные купцы соревновались в поглощении деликатесов. Минаев, ощущавший радость после успешного завершения казуса с медальоном и таинственной женщиной, а также успешно проведенного нового закона, бездумно предавался светским развлечениям и глуповатой болтовне, держа в руке бокал шампанского. Внезапно в углу бальной залы он заметил сидящего в одиночестве Разумовского.
– Здравствуйте, доктор. Что же это вы один?
Разумовский повернулся к севшему Минаеву и тот был поражен произошедшей в докторе переменой. Безумный взгляд кроваво-красных глаз, нервное подергивание уголков рта и весь его вид указывали на то, что доктор не в себе.
– А… Николай Ардальоныч. Спасибо вам.
– За что же это?
– За медальон. За Ламию, Правительницу Вод и Тьмы. Вечно юную и вечно старую. За приглашение в Игру.
Минаев растерялся.
– То есть вы утверждаете…
– Ах, бросьте. Всё-то вы понимаете. Но я вам благодарен. Эта Игра – чудо как хороша и интересна. Игра в разум. На разум. Ставка – здравый смысл и понимание Мира. Проигрыш – смерть, забвение, ничто…
Минаев помолчал, рассматривая доктора, судорожно глотавшего шампанское из бокала.
– Милейший доктор, может вам стоит воспользоваться вашим же советом?
– Увы, сей совет запоздал. Игра уже идет. И я проигрываю.
Доктор, нервно отбивая ладонью какой-то неприятный рваный ритм по подлокотнику кресла, всё время смотрел в одну только ему видимую точку, совершенно не реагируя на увеселения бала.
– Тогда, может быть, вам нужен совет по игре? Как-никак, вы сейчас беседуете с лучшим политическим игроком на данный момент.
– Чем вы, простой смертный, можете помочь в Игре, где игрок древнейший разум, чьи знания превышают возраст и знания всего человечества, а все козыри в его руках? Бросьте. Игра проиграна мной. Остался последний раунд.
Смутившись, Минаев осторожно заметил.
– А вы попробуйте смухлевать.
Разумовский пронзительно посмотрел на Минаева. Тот, еще больше смутившись, продолжил.
– В конце концов, главное в игре – выигрыш. Пусть и полученный нечестно он затмевает всё.
Разумовский порывисто вскочил и затряс руку Минаева.
– Вот то, что я искал. Спасибо, Николай Ардальоныч. Я именно так и поступлю. Как – пока не знаю. Но я обязан выиграть и закончить эту Игру навсегда. Победить ради тех, кто может попасть в эти сети. Хотите, я вам расскажу, какого ужаса и кошмара вы избежали? Впрочем, нет. Приходите ко мне завтра, адрес вы знаете. Я вам все расскажу. Я закончу Игру и расскажу.
И доктор быстро выбежал из залы, оставив Минаева в одиночестве.
Испуганная кухарка Аксинья вела Минаева по коридору квартиры Разумовского.
– Сначала он пить стал, много пил. А с вечеру заперся. Только слышу, ругается он там с кем-то. А с кем ругаться, окромя его там нет никого. Вдруг слышу – Бух! – выстрел! Ну, я в дверь стучать, а он не открывает. Так я за околотошным. Вон и дворника позвала…
У двери в кабинет Разумовского уже топтались дворник и околоточный. Последний, взглянул в замочную скважину приказал:
– Ломай!
Дверь взломали. В коридор из комнаты потянуло пороховым дымом и странным запахом гниющих водорослей
.Войдя в комнату вслед за околоточным и дворником, Минаев был поражен. В центре комнаты стоял стол, с парой придвинутых кресел. В одном из кресел, лицом к вошедшим, с багровым лицом и руками, вцепившимися в горло, сидел мертвый Разумовский. Но не он притягивал глаз каждого входящего в комнату. Напротив Разумовского сидела мертвая обнаженная древнейшая старуха с лицом искаженным злобой и ненавистью. Тело ее темно-зеленого цвета обвивали груды гниющих водорослей.
А посреди стола, расколотый на несколько частей пулей револьвера, упавшего рядом, лежал медальон из зеленоватого камня.
В жилетном кармане Разумовского Минаев заметил торчащий клочок бумаги. Развернув его, он прочитал:
«Разум есть сила. Игра разума – сила в себе. Игра разумов – сила вовне. Берегись сил, что играют разумом веками. Для них, мы – всего лишь мимолетная пыль на пьедестале. Сдув пылинку они забудут о ней через миг, мы же будем обречены на вечное ничто. Но победить их – награда, дающаяся лишь достойным. Пусть и стоящая слишком дорого».